Косово поле. Россия - Страница 11

– Тип судна?

– Сухогруз или контейнеровоз, – танкеры Рокотов исключил сразу. Тащить ядерную боеголовку на наливном судне – это слишком даже для террористов.

– Это несложно... – Матвиенко вывела на экран таблицу и щелкнула “мышью”. На экране появились песочные часы, – придется немного подождать...

Пока длилось ожидание, инспектриса сграбастала стодолларовую бумажку и сунула ее в ридикюль. Первый гонорар она уже заработала.

Экран мигнул, и на нем высветились три ведомости, лежащие друг на друге на манер игральных карт.

– Три единицы, – намекнула Матвиенко. Рокотов безропотно выложил еще двести долларов.

– Что интересует еще?

– Сейчас... – Влад переписал на листочек названия судов. – Причалы, где они стоят.

– Пожалуйста...

– Оч-чень хорошо. – В ридикюль к инспектрисе перекочевали еще три купюры. Экономить на информации – значит ставить под угрозу срыва всю операцию. – Как я могу побывать рядом с судами? – Рокотов многозначительно хлопнул тугим бумажником о ладонь.

– Выписываем пропуск, и все дела...

– Мне бы не хотелось отсвечивать на проходной и демонстрировать корочки. Во избежание лишних вопросов.

– Это решаемо. – Инспектриса сняла телефонную трубку и на секунду закатила глазки, подсчитывая дополнительную сумму.

– Триста, – подсказал Владислав. Матвиенко кивнула и решительно набрала трехзначный номер.

– Всеволод Дмитриевич?.. Сейчас к вам зайдет товарищ от меня, проводите его на территорию... Да, и покажете ему, куда идти... Разумеется... Хорошо.

– Был крайне рад знакомству. – Рокотов выложил на стол остаток суммы. – Если возникнет необходимость...

Он сделал эффектную паузу.

– Всегда рада, – Матвиенко царственно кивнула.

По понедельникам прокурор города заслушивал кого-нибудь из районных. Запирался с ним в кабинете на пару-тройку часов и мусолил находящиеся у того в производстве дела. Не все, конечно, а только те, по которым пришли распоряжения из столицы.

Остальные подследственные и потерпевшие его интересовали мало. Если сказать совсем честно – то не интересовали вообще. Не по чину. Попав на должность прокурора Санкт-Петербурга, Иван Сыдорчук наконец мог в полную силу развернуться на ниве коммерции. Особенно в части обеспечения некоторым бизнесменам “режима наибольшего благоприятствования”, выражавшегося в прекращении “невыгодных” уголовных дел и возбуждении “выгодных” против конкурентов подшефных предпринимателей.

Единственные, кто городского прокурора немного донимали, были журналисты, но он приучил себя публично делать вид, будто бы ничего не происходит. А тем временем его подельники-подчиненные всеми способами усложняли жизнь “провинившемуся” изданию. Доходило до того, что свидетели журналистских расследований объявлялись сумасшедшими и их за несколько недель закалывали в дурдомах до растительного состояния.

Сыдорчук облегченно вздыхая и на все последующие претензии только разводил своими шаловливыми ручонками – мол, что с психов возьмешь! И по-отечески корил не в меру настырных “акул пера”.

Осторожность, помноженная на бдительность, – такое кредо было у Ивана Ивановича. Он никогда не брал денег напрямую, предпочитая опосредованный метод, – например, когда его родственники вдруг оказывались акционерами или совладельцами процветающего предприятия. Так в советы директоров мощных торговых фирм попали и его жена, и три племянника, и двоюродный дядюшка, и еще толпа недалеких и жадных до денег членов большого семейства. Строились особняки, покупались дорогущие иномарки и антиквариат, а над всем этим возвышалась худосочная фигурка городского прокурора.

Но и себя Сыдорчук тоже не забывал.

Для служебных нужд прокуратура приобрела белый пятисотый “мерседес”. Обязанные своим благосостоянием лично Ивану Ивановичу строительные компании сделали в здании евроремонт. Лояльные Сыдорчуку сотрудники получили массу льгот. От нелояльных избавлялись быстро и без затей. Нагружали изначально “гнилыми” делами, пару раз вламывали “частичное служебное несоответствие” и предлагали написать заявление об уходе по собственному желанию. Сил бодаться с руководителем городской прокуратуры и его камарильей не у кого не хватало. И в течение всего лишь одного года на вольные хлеба ушло большинство порядочных профессионалов. Остались лишь подхалимы и тупицы.

Закончив блицразборку у себя в окружении, Сыдорчук переключился на районные отделения. И довольно успешно справился с поставленной задачей. Кое-где еще оставались очаги сопротивления, но три четверти районных начальников присягнули на верность. Тем более, что предложенный Иваном Ивановичем метод общения с населением как с бессловесным быдлом почти всех очень даже устроил, ибо являлся логическим продолжением начатого еще прежним городским прокурором процесса. Процесса окончательного превращения прокуратуры в неподконтрольную никому коммерческую структуру, зарабатывающую деньги на попавших в беду собственных согражданах.

Василеостровский прокурор Алексей Терпигорев ходил у Сыдорчука в любимчиках.

Маленький, по-детски пухленький, с румяными щечками и тихим голоском, тот являлся прямо-таки улучшенной с точки зрения визуального восприятия копией Ивана Ивановича. Самого Сыдорчука Бог немного внешностью обидел, зачем-то наделив его жиденькими волосиками и вечно бегающими глазками, отнюдь не гармонирующими с высокой должностью. А вот Терпигорев удался. Интеллигентному мальчику хотелось верить сразу и безоговорочно, на чем многие люди, обращавшиеся к нему за помощью, и обжигались. Не знали, бедные, что за ангельским личиком и вежливой манерой разговора скрывается беспринципный и подленький стукачок, битый за это дело еще в школе. И не раз. И не два, если быть до конца откровенным.